Статьи

23_0002
Колтакова М. Н. «Как я прожила жизнь»

Колтакова М. Н. «Как я прожила жизнь» // Воспоминания работницы М. Н. Колтаковой «Как я прожила жизнь». Публикация и исследование текста Осипова Б. И. Омск, Омский гос. ун-т, 1997.
Дорогие читатели! Я написала книгу про свою жизнь: хочу, чтобы все знали, как жили простые рабочие в наши годы. Извините: я училась мало – один год. Раньше всё пряли и ткали – учиться было некогда. Написала, как сумела. Желаю всем здоровья и жить всем вам лучше – не как мы жили!
КОЛТАКОВА.
10 июня 1996 г. Омск.
Детские годы
«23_0002_1
Я Мария Николаевна Колтакова, родом Северный край, Кольский район, Нижнекемский сельсовет, деревня Путилово. Моя девичья фамилия – Парфёнова. Год рождения 1915, 15 февраля. В 1995 году исполнилось 80 лет. Хочу написать про свою жизнь, как я прожила.»
«23_0002_2
Я помню себя с 7 лет. У нас семья была большая: от рода сестёр и братьев было 16, но все старше меня. Помню я 6 сестёр и 3 брата. И одна сестра умерла 20 лет. Остальные умирали маленькие – от оспы, так говорили родители. Теперь нас осталось двое: в Ленинграде брат – мы с ним близнецы, вместе родились и росли.»
«23_0002_3
Мама нас 15 февраля родила во хлеве у овечек. 40 штук овечек. Брата родила, положила в ясли и меня родила в подол. И принесла домой. Потому что в доме много было [народу] – ей неудобно [рожать]3.»
«23_0002_4
Деревня была большая – домов 200. Люди все русские. Местность гористая, лес – тайга. Вырубят лес, сожгут, пни выкорчевают, и полоса будет.»
«23_0002_5
Поля у нас – горы, речки. Земля – песок, камень. Каждый год надо камень убрать.»
«23_0002_6
Вот у нас полосы широкие: семья большая – 16 братьев и сестёр от рода и 2 снохи. И мы так камень собирали: две лошади с телегами идут впереди, а мы, вся семья, бросаем камень на телеги и увозим в низ полосы. Свалим – и опять. Так каждое лето.»
«23_0002_7
Землю удобряли: навоз вывозили зимой и летом запахивали: три лошади запахивают, а мы трое с вилашками спехиваем в борозды – и затопчем.»
«23_0002_8
Это поле отдыхает, чтобы навоз перепрел.»
«23_0002_9
Потом посеют рожь – вырастет, как стена, хорошая. У кого навоза нет, плохо растёт.»
«23_0002_10
Помню, с семи лет повели нас сено согребать. Дали грабли и косу. Косить учили, лён рвать, жать – всё учила бабушка. 96 годов ей было. Маме некогда было: только хлеб пекла да варила на семью. Отец был очень строгий: поглядит – знай, куда идти! Не погуляешь! Один раз увидел сестру [Афанасью]: с парнем стояла – зажал её между ног да как начал хлестать! До того хлестал – посинела. Тут мама на неё пала – говорит: “«Её убиваешь – и меня убивай!»” Тогда перестал. Вот какой был. Маленький, а колючий – как ёрш. Всем была работа: кому дров наносить, кто в коридоре подметёт, кто пол моет, кто щепки подбери. Всюду порядок.»
«23_0002_11
Глину месили все, кирпичи делали-дак Фсё ногам топтали Нёд-бы хоть-лошадёй, да-на-лошади-бы топтать – нет. вот-насыплют на-долони… У нас называлось это риги – и-вот четырёх хозяеф – длинна болонка така. . Вот-насыплют на-долонь глины, воды [нальют] – и-мы бегаем, ребетишки, топчем. Кирпичи делали сами.»
«23_0002_12
В школу я ходила один год. Потом пряли, ткали, лён рвали, трепали, чесали, хлеб ростили; Новины вырубят, высохнет – всё сожгут. Лес хороший уберут на стройку, а мелкий сжигали. Потом посеют рожь и клевер с палошником. Рожь на будущий год выжнут и годов 5 сено косят.»
«23_0002_13
Летом нет дороги – когда замёрзнет, тогда рожь вывезут. Молотили всё руками, цепями Мы и маленькие ходили молотить. Было выстроено огувно (теперь зовут .рига) на 4 хозяина Летом молотить некогда было – все складывали, рожь в копны, и овёс, и ячмень, и пшеницу. Зимой молотили Всё вручную. И веяли вручную. Надо высушить – сушили так: в этом огувне был сделан овин и колосники, там вот и клали снопы. Внизу овина раскладывали костёр – только дрова берёзы. И целую ночь палят. Вот высохнет – в 5 утра молотить, с фонарями ещё.»
«23_0002_14
В домах сидели с лучиной. Березы нащеплют и в светильник -корыто с водой – втыкают лучину, и так пряли. Так наши молодые годы шли.»
23_0002_15 Ели всё лесное, грузди, рыжики, волнушки, ягоды Сморода по логам в речках росла, малина в выломках росла, клюква на болотах, брусника на борах, морошка на болоте.
«23_0002_16
Есть было чего. Скота было 8 коров, 2 быка, 4 лошади, овечек. 59 штук. Скота никогда не пасли – так угоним в поскотину, где пасётся – вечером сами идут. И свиней держали. И ещё братья охотились: били зайцев, медведей, лосей, тетеревей, рябчиков. Мяса было полно.»
«23_0002_17
Много было волков и медведей – скота съедали, коров, овечек. Один раз семью медведей привезли, медведицу убили там. а медведь потом у нас в подполе сидел. И 3 медвежонка долго были. Чужих никого в дом не пустят! Надоели – мама увезла в город, в музей. Медведя бьют только в глаз.»
Первые коммунисты
«23_0002_19
Вот мои годы шли всё а работе. Новины уйдём прятать – убирать сгоревшее – все в саже. Целую неделю не мылись: речки в лесу маленькие – только для питья и сварить. Домой придём – в печке мылись, бани не было. Жили, как дикие люди, росли в грязи – но люди крепкие были, жили по 100 годов. Но день и ночь работали: все поля разрабатывали. Земля была плохая: горы, песчаная – надо удобрять. У нас скота было много – удобряли поля, а у кого одна корова, нечем удобрять – хлеб не рос.»
«23_0002_20
Были такие в деревне 4 семьи: Вася Гарин – 2 сына и дочь, и корову не держали. Мока-вор: 4 сына и дочь; Маришка: 2 сына, 2 дочки, ещё Василий и Мария: 6 сынов и 7-я дочь.»
«23_0002_21
Вот это первые коммунисты. В партию, в комсомол пошли, а сами в чужой амбар залезут – тушу мяса утащат. Масло кто скопит – всё выкрадут. И всю деревню предали: ««Тот кулак, да и тот кулак»«. Которые работали день и ночь, то кулаки, а они и хлеба наворуют, и овечек чужих загонят штук 5, зарежут и жерут. Все теряются овечки! Они срежут – вот какие были!»
«23_0002_22
Им дали право своих деревенских аресто[вы]вать. Один комсомолец погнал в город – 50 километров – четырёх человек своих деревенских: Василья, что овчины выделывал, Назара и двух братьев. Ивана Ильича и Петра Ильича. Иван Ильич работал 30 годов, ветврач. И этот комсомолец этих мужчин отвёл 20 километров, согнал в лес и расстрелял всех: у него была берданка – ружьё. Его звали Парфёнов Иван Павлович. Первый комсомолец! Потом дети стали искать родителей и нигде не нашли. Он своим проговорился. И слух по селу пошёл. Он куда-то уехал – до сих пор не знают, где он живёт. Оставил трёх детей маленьких. Плохо: дети голодные были.»
Колхоз Ленина
«23_0002_24
И вот мы росли. Ходили с пряхами днём и вечером, собирались по 30 девчонок: неделю у меня, потом .у других. Так зима шла. А летом на горе среди деревни вечерами. Ребят много было. Гармошки всё тальянки были и двухрядки. Из других . деревень ходили ребята.»
«23_0002_25
Большинство сеяли лён: надо всё тканое – и рубахи нижние, и верхнее. Сами ткали всякими узорами.»
«23_0002_26
Ну, я была такая смышлёная – быстро всё умела: прясть, лён обрабатывать, и сновать, и ткать, и вязала всякие кружева – и к полотенцу, и к скатеркам. Ткали всякие пестряди. И юбки, и кофты – всё тканое. Носили кафтаны: шерсти напрядём и выткем. Ну, я ростом небольшая, но шустрая была. Ребята любили, что умела всё делать – и быстро.»
«23_0002_27
Вот такая семья была. Жили мирно.Была у нас кузница. Средний брат [Иван] с отцом ковали. Со всех деревень приносили всё ковать, кому чего нужно было. Но это всё.»
«23_0002_28
И вот подошла к нам беда: стали кулаками звать. Это в 30-м году. Мне было 15 лет. Всё у нас забрали: хлеб выгребли – 2 амбара, скота угнали в колхоз, сани, телеги (всё делали сами) в колхоз все увезли. Даже корыта, кадки, что солили грузди – всё, всё по себе эти воры растащили. Даже одежду, и то всё: на торгах всю продали. Папу -в тюрьму. Наложили налог – платить нечем. И оставили нас с бабушкой 96 лет.»
«23_0002_29
Брат старший [Тарас] жил с нами 11 лет женатый – уехал в Ленинград. [Потом] и младший [Алексей] к нему. Средний [Иван] тоже жил с нами 5 годов женатый, а как начали раскулачивать, видит: надо разбегаться – отделился и пошёл в колхоз кузнецом,»
«23_0002_30
Старший брат был у Будённого 5 годов кавалеристом, и была у него почётная карта: кавалерист на коне. И ему в Ленинграде сказали, чтобы он хлопотал – и всё снимут. В Устюге жила папы сестра [Анна]. У неё муж [Володя] – тоже коммунист. Он попросил эту карту. И он поехал в область и всё охлопотал. Всё с нас сняли, сказали: всё нам возвратить. Но ничего не возвратили. И дом хотели на школу ломать, но остался на месте. Нас разрешили принять в колхоз.»
«23_0002_31
Вот – молодость, 15 лет, и от колхоза погнали в лес на пару с мужиком – лес валить. Я всё в лесу работала, с сентября и до июня. Нарубим, всё к реке свозим по ледянке и сплавим по реке в Кологрив, река Кема. Ёлки в два обхвата. Техники никакой не было: “«Дружба»” [пила] уж потом появилась. Пилы поперечные. Снег по пояс, надо разгрести: пенёк если высоко – десятник не принимает.»
«23_0002_32
И меня один полюбил и каждый год звал, чтобы я с ним пилила. Его имя было Михаил. Но на фронте его убили. Когда война началась, он всё говорил: ««Если меня во зьмут на фронт, я в немцев стрелять не буду: они же тоже люди, не могу я в человека стрелять. Лучше пусть меня застрелят»«. Это мне (его) сын рассказывал. Михаил женился потом, как я уехала. Мы работали вместе, пока я не уехала в Ярославль. Летом дадут пару лошадей и плуг – и паши! Нормы спрашивали.»
Смерть владыки Ерофея
«23_0002_34
И опять беда. Был у нас владыка, епископ. Владыка был из Устюга Вологодской области. Звали его Ерофей. Наставлял людей, чтобы молились.»
«23_0002_35
Когда людей кулачили, нашим коммунистам дали право аресто[вы]вать своих деревенских ни за что. Вот все бабы и дети собрались и давай коммунистов двух, [сыновей] Васи Гарина Ваню да Фёдора, по деревне гонять: кто с кочергой, кто с палкой. Помню, я бежала с палкой. Одна женщина, Мария, была в амбаре – выбежала с молоком, мы их гоним – и Мария одну кринку в лицо одному, вторую другому. Всё лицо молоком залила!»
«23_0002_36
Вот эти коммунисты сообщили в область, что Ерофей научил. Но никого он не учил! Сообщили в область – приехал отряд, окружили деревню и дом, в котором он был. Там жили дед, баба и сын с женой, детей не было. Окружили всю деревню, и в деревню пустят, кто приехал, а из деревни не выпустят. И этот дом окружили.»
«23_0002_37
Никого к дому не пускали, а все люди, малый и старый, стояли день и ночь на крыльце. Но людей не убивали, только уйдёшь поесть – потом не пускают, винтовкой под зад толкают. Какие-то дураки [милиционеры] были: зайти бы в дом, забрать его и не мучить ни людей, ни себя. А дураки-дети, бабы все на крыльце этого дома всё пели молитвы. Нас винтовками били: под зад толкают, не пускают к дому, а мы лезем.»
«23_0002_38
И что бабы придумали: одели владыку в кафтан, в женский длинный платок подвязали и высадили в окно, увели в другую деревню, в лес, в избушку – 4 километра. Носили туда еды. Были у него 2 молодых паренька: Николай и Анатолий.»
«23_0002_39
Хотели нашу деревню всех спалить. Ехал карательный отряд. И Николай, паренёк, пожалел детей и старых и сказал, где владыка. Повёл милицию туда. Милиционер зашёл, сказал “«Руки вверх!»” Владыка поднял руки. И [тот] стрельнул его в голову. Но он жив [остался], не убил. И положили его на голую телегу-однокружку вниз головой. 4 километра везли до нашей деревни – кровью изливался, но не стонал, только градил крестом всю дорогу. Привези в деревню, перевязали голову и попросили, чтобы везти, как человека. Положили подушки в ходок и 150 километров так везли.»
«23_0002_40
И весь народ за ним погнали: молодых девушек и старых из той деревни, с Вострова, И у нас, кто молился, коммунисты всех показывали. У нас маму и брата среднего взяли, всех в Котлас в тюрьму. А папа уже там. И пареньков: Николая и Анатолия. Так люди, как черви, там погибали.»
«23_0002_41
Никому даже проводить не дали маму и брата. Вот такое было за то, что молились люди. И из Вострова всех, кто молились: молодые девушки, женщины, мужчины – всех арестовали, погнали в Устюг в тюрьму. В нашей деревне всех забрали: молодых и старых, – угнали всех пешком до Котласа. 150 километров – Устюг, и [ещё] 25 километров Котлас от Устюга. Все там, как черви, погибали. Мало кто вернулся. Но наши сидели с год. Потом Володя всё охлопотал, и их забрал в Устюг, и привёз домой папу, маму и брата. Одно горе говорить! Много молодых погибло там.»
«23_0002_42
Владыку Ерофея отвезли в Устюг в больницу. Владыка один в палате был, всё молился. Ходила папина сестра [Анна] к нему. Когда умереть, он встал, помолился, и в палате просто как солнце засияло, – и умер. Хоронили его в Устюге. Вот такая история была – но всё правда.»
Отъезд сестры в Ярославль и братьев в Ленинград
«23_0002_44
Мы жили в деревне Путилове Северного края Никольского района. (Сейчас наши края к Вологодской области перевели, все деревни снесли).»
«23_0002_45
И вот у нас в деревне много раскулачили, и все стали кулаки уезжать. Но надо было паспорт получить – потом уедешь. И был в сельсовете хороший секретарь, Александр Васильевич Вязников. И он всем кулакам дал справки. Когда уедет председатель куда, а он напечатает справок и даёт кулакам. Правда, много ему платили: и масла, и мяса, и яиц – чего только хотел.»
«23_0002_46
В городе, где паспорта получали, догадались, почему все кулаки уезжают: молодые девушки, парни… И одного паренька словили в городе: пришёл получать паспорт, и его спросили, где взял справку. Он не хотел сказать – его прижали, и он сказал. Этого звали Иван Петрович Парфёнов. И тогда Александра Васильевича забрали и – срок 15 лет. Оставил трое детей.»
«23_0002_47
Кто работал, не ленился, все кулаки! Но это были простые люди: ни машин, ничего не было – всё вручную работали, только скот, и всё.»
Наш отъезд из деревни и судьба после него
«23_0002_49
Как папа и мама вернулись из тюрьмы и брат Алеша уехал в Ленинград, скоро и мы все собрались уезжать.»
Как работали на заводе в Ярославле
«23_0002_51
Приехали мы в Ярославль в 35-м году: [я], папа, мама и сестра [Ольга] младше меня на 3 года. Квартира у сестры [Александры] – 16 метров комната. Трое детей маленькие, и брат зятя, паренёк, и зять сестры, и нас четверо. Где жить? Не прописывают. Папа, мама уехали в Ленинград к братьям; Нас [с Ольгой] зять прописал временно.»
«23_0002_52
В Ярославле поступить на работу очень трудно было. Люди спали у отдела кадров. [Зять] так [меня] устроил на работу: взял в заводе [направление], что нужна работница, но в отдел кадров я не могла пройти – он пролез к окну и женщину попросил отвечать за меня. Оформил – вылез. И через 2 месяца по э[то]му [же] направлению сестру устроил, опять [как и меня] в цех.»
«23_0002_53
Я работала на станке. 6 человек [бригада]: браслетчица Анна, сквиджмашинистка Сима, вторая сквиджмашинистка я – Мария, закройщица Анна, стыковщица Лиза, обрезчица Шура.»
«23_0002_54
Браслеты называются – это делают колёса к машинам: к грузовым, и к маленьким, и к тракторам. Браслет состоит – полоска, 2 слоя корда и 2 слоя резины, получается браслет. Вот таких штуки три браслета – это делают мужчины – надевают на станок.. и боковины (резину толстую), и ещё протектор. Всё получится покрышка. Колесо вставляют – железо. Покрышки варят в котлах Есть горячие цеха кладут в котлы, закрывают, и варятся часами. Вот так и работали. Все заводы в одну проходную ходили: шинный, кордный, асбестовый, подошвенный»
«23_0002_55
С квартирами очень плохо. Частную – нигде не найдёшь. Все землянки обойди – нет квартир! У сестры прожила по 38-й год. Пришёл ко мне паренёк из армии, я вышла замуж – ушли на частную квартиру. Спали так: мы [с мужем] на койке, а над нами на полатях 4 парня спали – Федя, Сергей и два Саши Комната маленькая, тут и печка, тут и стол. Ничего у нас не было: у меня одна юбка из деревни, у него – шинель с армии.»
«23_0002_56
Муж, когда с армии пришёл, поступил в милицию: с пропиской было плохо Вот его и прописали в Ярославле. Муж проработал в милиции мало: не может бить никого. Уволился и поступил на шинный собирать покрышки.»
«23_0002_57
Много раз из Ярославля ездила в Ленинград: папа, мама там жили и два брата. А сват ( отец зятя Александра), как убеждали из тюрьмы, так и жили в Николо-Поломе двенадцать лет.»
«23_0002_58
И вот опять беда. Германия нам не дала каучука – не было работы, и за 3 дня сократили 3 тысячи 500 человек. И я была в декрете – сократили.»
«23_0002_59
В тридцать девятом я родила сына. А в сорок первом война. Начали бомбить. И вот бомбят, а я с ребёнком. Что делать? Муж принёс документы, и пришлось мне ехать в деревню, пока что уладится. Поехала к его родителям.»
«23_0002_60
Приехала осенью – рожь жали. И сразу пошла на жнейку. С ребёнком свекровь. И ещё двое [из детей свекрови] в школу не ходили, малы были. Свёкор утонул – не было. Работы я не боялась – всё умела. Которые женщины в деревне говорили, что я городская – не умею ничего делать, но с первого дня я им показала! И жать, и вязать, и косить, и топором рубить, кол подточить. Все в деревне стали говорить, что бойкая, всё умеет. Пойдём огороды городить – умею рубить.»
Эвакуация завода и гибель мужа
«23_0002_62
И вот война… Муж пишет: эвакуируют в Омск шинный завод и мужа, сестру с зятем – всех. Приехали они в Омск. Сестру, семейных – в бараки, дали квартиры, а муж один – пошёл на частную квартиру. И пишет: “«Приезжай!»” Не шутка – с ребёнком поехать в Омск!»
«23_0002_63
Я поехала в город: надо пропуск – и не дали, вернулась. Пришлось жить у свекрови. [У той] пять детей: двое работали, а трое не работали, Я работала с пяти утра и до пяти вечера – и пришлось и голодной быть. И так все в деревне меня полюбили! Соседки хорошие.»
«23_0002_64
Муж пишет, что его берут на фронт. Только два месяца пробыли в Омске – и на фронт: добавочный состав из Сибири под Ленинград. Так он все вещи увёз к [моей] сестре [Александре]. Он на Рабочих, на 16-й Рабочей был, а сестра в Куломзино, на Новостройке, в бараках.»
«23_0002_65
И все восемь писем [от мужа] были из дороги. Последнее бросал в Галиче, под Ленинградом. Только пошли в бой – первый день, 19 марта 42 года – и убили. Прислал письмо его друг: ««Ваш муж Колтаков Иван Николаевич убит»«. Я сильно плакала. Письма все сожгли, похоронной нет. Я писала три раза в город Подольск – мне отвечают: ««Не значится в убитых»«.»
«23_0002_66
И что: свекровь меня просила пойти за брата моего мужа, но я, дура, не пошла: у него больные ноги были. И она меня отделила: дала мне избу (один коридор), дала козу, овцу, курицу. Я козу отдала ей [обратно] и курицу отдала, овцу зарезала, выменяла муки два пуда. В колхозе не давали хлеба: трудодней много, а есть нечего. У всех огороды, а у меня нет ничего. Я так плакала, что соседи пришли. Свекровь – она говорит, что ей сказали, что я у неё корову заберу. Мне ничего не надо: ни дома, ни коровы!»
«23_0002_67
Пошла я в колхоз. Предколхоза был старик с бородой. – Иди, – говорит, – неси мешок и ведро. И он мне дал два пуда муки и пять кило мяса, да говорит: – Что-нибудь подбавляй. Вот, все спиливали липы и мне дали. Где мякины… Меня бабы жалели.»
«23_0002_68
Я чистила два колодца: 12 метров глубины! Меня нужда заставила. Палки выкидаю, потом ковшом песок вычерпаю, и пойдёт вода. Мне за это договор: каждый день приносили кринку молока и кусок хлеба половина деревни. Раз пришли – и ещё стали носить, и второй раз принесли.»
Смерть ребёнка и отправка на работы
«23_0002_70
И опять горе: заболел ребенок. В садике с печки летом упал. Была няня-вертушка: засадила всех на печку. Проболел полгода, с июли до 19 декабря, и умер. Похоронила – осталась одна.»
«23_0002_71
И меня погнали на работы. За Устюг, за Красавино. Но меня не положено [было] отправлять, председателя дочь надо – он меня, дуру, послал. У меня ни хлеба, ни одёжи не было. Я пошла домой к сестре [Афанасье], взяла шубу, чулки, платок – ещё всё девичье – и пошла. Соседка со своей муки напекла мешок хлеба. И пошла: я работы не боюсь!»
«23_0002_72
Привезли за Красавино в бараки. Начальник Зобов – как зверь. Я пошла на подвозку. Дали лошадь кадровскую. Я хотя маленькая, а запрягу хоть какую. Я пошла в лес, липы срубила, свила кнут – и пошёл! Четыре месяца были в лесу. Давали 500 грамм [хлеба в день]. Мне легче было: навальщики были, свальщики были – только управляй лошадью.»
«23_0002_73
Но Зобов был очень грубый. В пять утра берёт за шкуру и из барака выбрасывает. Я ему говорю. – Меня не бери! И никого в бараке не бери, не выбрасывай, а то напишу на тебя. и пойдёшь на фронт! Моего мужа убили, а ты издеваешься над нами! И он никого не стал выбрасывать.»
«23_0002_74
И ещё: только пришли в барак, соломы наложили на нары – вот вши, большие, белые, как облепили! Всюду: и в шубу… Так и не спали: заели вши! Четыре месяца – четыре выходных. И я ездила в Красавино в прачечную: там была знакомая. У всех в бараке мешок наберу, всё простираю, прокипячу – и больше того вшей!»
«23_0002_75
Нас отпустили в Пасху – раньше, чем с других районов: реки разольются – в наш район не попасть. Шли домой – пять районов надо пройти. Лапти сорвались, ноги нейдут – как кто выбил! В деревне зайдёшь просишь ради Христа. Хотя картошку или редьку просишь – ««нет, все голодные сами»«. Но у меня было муки гороховой – кисель заварю. Ещё двое было друзей: с Осинова мальчик Петя и Маня с нашей деревни, со Скочкова. Надо и их домой довести. Вот пришли, а у Пети родители хорошие – я неделю жила, дали мне лапти, отдохнула – и 12 километров домой пешком.»
«23_0002_76
Пришла – мне предколхоза наделил огород. Пахали огороды на себе. пять баб за верёвки и шестая за плуг. И то надо в три часа ночи до пяти утра, а потом – на колхозную работу. Я баб замучила пахать: всё стоптано. Надо, опять, боронить – одна борону таскала.»
«23_0002_77
Пошла к сестре – 70 километров. 20 километров пройдёшь – хуторок Кудонга, 20 километров – хуторок Баданки, 5 – Калинкины, 12 – Веденихи и 20 километров – Путилове. Лес, тайга, зверей много – но Бог миловал. Зимой волки нападали. Всё пешком!»
«23_0002_78
Дала сестра ячменя, овса, и посеяли. Принесла в котомке пуда два картошки. Со всей деревни мне несли по ведру: так меня люди жалели. Я вот пишу и плачу.»
Уход из колхоза и переезд в Омск
«23_0002_80
Так в колхозе работала – и опять, говорят, меня на работы гонят! Я прочикала им жопу, грабли на плечо – и ушла жить к сестре [Афанасье] во свою деревню [Путилове].»
«23_0002_81
Кончилась война – я переехала в Омск. Но по вызову: так не приедешь! Зять мне выслал, у которого в Ярославле жили. Очень хороший был! Они жили в бараке на Новостройке, в Кировске, я жила у них. В 46-м приехала в Омск, в марте. Такая грязь, а я в валенках!»
«23_0002_82
На Новостройку опять зять меня устроил, в слесарный цех; три токаря, четыре слесаря, механик, мастер и расчётчица, два плотника. Поступила в цех инструментальщицей: выдавать инструмент слесарям, токарям и убирать [помещения].»
«23_0002_83
Инструментальную, и контору, и цех – всё убирала я. Инструмента мало было: всё растащили. Я ничего не приняла [по акту] да и сижу. Механик Малков Иван Михайлович уехал в Воронеж, и слесарь, который главный, Володя Терёхин, уехал в Воронеж. Когда я стала уходить, механик новый, Павел Раздьяконов. мне ««всё, – сказал. – сдай по актам»«. До меня всё утащили! Хорошо, мастер Калерия Андреевна Зажигина была, и Дора Кирилловна Зорина, и Леонид. Николаевич Зорин – вот, подтвердили, что ничего не было.»
«23_0002_84
В 48-м году я перешла с Новостройки в город, на шинный. Тут в 48-м, в марте, поступила в 9-й цех на перекатку прокладки.»
Второе замужество и второй сын
«23_0002_86
Когда переехала с Кировска, я вышла замуж за инвалида. Но я с ним не регистрирована: не было похоронки на первого мужа, и не регистрировали. Он без ноги, на костылях ходил, мой второй муж – Кравченко Иван Федотович.»
«23_0002_87
Жили у его брата – Кравченко Василия Федотовича. У брата двое детей и мать ещё, старенькая. Питались вместе. Но мать такая: всё тащит дочке. У неё дети трое были на 10-й Рабочей, и до сих пор дом их там. Зять и моя золовка умерли, живёт их дочь.»
«23_0002_88
Вот, прожили мы два года – я стала питаться отдельно: брат [мужа] любил выпить, и всё нам есть нечего, баба тащит. Муж без ноги без правой, культя 8 сантиметров от бедра. Я заставила сделать протез. Он сделал.»
«23_0002_89
В 49-м году родился сын. Вот того сына, в Ярославле, родила в больнице, в 39-м году, а от безногого родила в 49-м году на Московке под берёзкой. Пошла обкучивать картошку. Было посажено много – два с половиной гектара, и всё я одна обкучивала. Свекровь была такая: все дочке утащит, а мне и дома нечего поесть, и с собой взять нет. В шесть утра пошла босиком. Семь километров надо идти. Не ела дома и с собой взяла сухарь, кусок и бутылку воды.»
«23_0002_90
500 метров до 12 часов обкучила. Была туча, дождь – и мне пришлось родить. Вот – садил лесник картошку, обгорожено колючей проволокой. Я перелезла за проволоку и родила сына, 1 килограмм 900 грамм. «
«23_0002_91 Баба, ребёнок плачет! Вот пришла баба, отрезала пуп, завязала ниткой. Девочка сбегала к сторожу – он дал нож, и тётечка нитку из сумки вырезала – пуп завязать. В семь вечера привезли в больницу – сама грязная, ребёнок грязный.»
«23_0002_92
Привезли в больницу – голодные. Женщины говорят: зачем я пошла? Я им говорю: – Накормите меня: с голоду умру. Как только мы выжили? Ребёнок голодный! А теперь 46 лет. Здоровый, кудрявый. Но тихий: не пьёт, не курит.»
Дом на 11-й Рабочей
«23_0002_94
Задумала построить свой дом. Надо получить участок. Вот, стали подселять на огороды. У Василия огород большой – я послала Ивана, чтобы место нам дали. Пошёл. И пришёл техник – намерил нам место на огороде.»
«23_0002_95
Я стала искать лес. Всюду бегала. Нашла на Северных: дядя на лошади наловил с Иртыша и продал нам на столбы, на дом. Я рада. Нашла машину, привезли. Иван всё обтесал.»
«23_0002_96
Брат против был, но он [Иван] как инвалид – квартальная сказала: – Пусть строит, не имеешь права [мешать]. Вот мы с ним стали, закапывать столбы. Я таскала камней. Кирова улицу делали – была грязь. Мы с Иваном выкопали под столбы [ямы]. Не очень прямо, но поставили.»
«23_0002_97
Я опять [в поиски]: тёс надо – оббивать. Я нашла мастера на пилораме, с ним договорилась – он мне привёз горбыля машину -4 кубометра и 3 кубометра тридцатки в шпунт – ровная доска. Деньги у меня были. Иван оббивал. Гвозди, всё – я находила.»
«23_0002_98
Мы за год сколотили небольшой [насыпной дом]: одна комната да кухня. Леса осталось – и ещё комнату [окнами] в огород к этому дому пристроили. Я, правда, нанимала стариков: Жуков Алексей и Тимохин Иван потолок и пол настелили. Дранку Иван оббивал.»
«23_0002_99
Мазала я сама. И раствор сама делала. В подполе глины накопаю, натаскаю туда воды, навозу привезут – спущу и топчу, а потом раствор наверх вытаскиваю и мажу. Большую яму, подпол глины вытоптала. Навоз с птичника привозили на лошади. Конский навоз.»
«23_0002_100
[Ни] брат не помогал, [ни] сестра его – обиделись: хотели, чтобы мы с ними построили и жили вместе – я не пустила. Потом у меня заболели ноги: холодная вода, да столь стоптать! Нанять не на что было.»
«23_0002_101
Потом, в 58-м году, этот домик мы продали за 30 тысяч и купили у соседа напротив за 45 тысяч. И опять всё переделывали: батареи ставили, комнату отдельно квартирантам делали отдельный ход. Вот квартирант помогал. Жили немцы: муж с женой и детей. Десять годов жили. Потом они купили дом на Передовых улицах.»
«23_0002_102
У Ивана пенсия маленькая была; 4 рубля 50 копеек, потому что на фронт его брали из колхоза6. И он пошёл работать сторожем. Ночь дежурит, две дома. На протезе с палочкой ходил и дежурил в магазине на 23-й Рабочей.»
23_0002_103 И вот там магазин: хлеб, продукты, а за стеной – промтовары, материалы. В одно время материалы убрали, а чердак – коминь не забили. И 3 парня хотели набрать водки – залезли туда и давай сверлить дыру. Иван услышал, вышел на улицу, видит: они там. У него ружьё двухствольное. И он стрельнул раз и со второго [ствола] – второй. Ребята прямо соскочили и убежали. Он без ноги – не догонит. Потом коминь забили. Ребята боялись его, что ружьё есть – не стали ходить. Там, в магазине, и умер: инфаркт. 2 января 71-го года. Всё любил выпить и падал пьяный. Да всё ругался. Бог с ним.
«23_0002_104
Вот ещё история. Жили квартиранты 8 годов, но не прописаны: Карпенко Александр Тимофеевич и его жена Валентина. Сын ещё [был у них, но] на Московке жил. Я после смерти Ивана выходила за одного деда, но прожила у него недолго. Вернулась в свой дом – и квартирантка взяла меня выбросила из дома! Говорит: – Уходи, я хозяйка! Я тебе, – говорит, – выплатила за дом [за] восемь лет? А не прописана!»
«23_0002_105
Я в милицию пять раз ходила – зима, не уходят [квартиранты] и всё! Я пошла постарше к начальнику. Он этого, к которому я ходила, позвал и сказал: – В два дня освободи дом. И пошли как миленькие: освободили! Ушли к тётушке, где они прописаны, но там недолго прожили: [Валентина] тётушку набила и дочь Машу набила, и зять через два месяца их выгнал.»
На заводе «Омскшина»
«23_0002_107
На шинном заводе я сперва работала перекатчицей прокладки в 9-м цехе. Цех маленький: два больших станка и два маленьких. Два человека: одна разбирает прокладку, другая катает. Нужно, чтобы была не смята. Валики по 10 метров на бобинах. Надеваешь валик на шланг, есть педаль – наступаешь на педаль, и она крутится. Но есть палка выше, чтобы ровнялась прокладка: перекинешь туда [через палку], и идёт ровно. Прокладка эта нужна на каландры: идёт горячая резина, в неё закатывают потом. Идёт и идёт резина – отлучиться никуда нельзя. Подменит мастер – сходишь в туалет, не подменит – терпи, как хочешь. Такая работа.»
«23_0002_108
Мы работали: Чернова Наташа, Дурнева Фрося, Федулова Анна и я. Прокладку нам привозили на тележках и увозили. Эту прокладку, когда в неё накатают горячую резину, увозят на браслетные станки. Потом она освобождается и делается мятая. Вот мы и катали.»
«23_0002_109 Заработок мал. Мало зарабатывали – 40 рублей. И перешла возить эту прокладку с 3-го и 2-го этажей (мы в нижнем этаже). И зарабатывать стала по 90 рублей.»
«23_0002_110
Муж получал 4 рубля 50 копеек пенсию: он из колхоза был взят на фронт – вот так платили!»
«23_0002_111
Это один цех: что катать, что возить. И вот пошла возить прокладку с 3-го этажа и со 2-го. Тележка на двух колёсах. Нужно на лифт завозить. Тележку спустят, а меня – нет: нельзя. Ходила по лестнице.»
«23_0002_112
И ещё была труба с третьего этажа. Я скидывала в трубу только такую [прокладку]: длина бобины 70 сантиметров, а метровую нельзя – застревает. И вот один раз застряла труба – я полезла пробить. Привязала валик, чтобы держаться, но руки устали – и я пробила и улетела с третьего этажа вниз. Начальник Рива Львовна ругала меня. И возить по плитам очень тяжело на двух колёсах: много наложишь. Но надо было!»
«23_0002_113
Мало зарабатывали – перешла на подвозку. И вот шесть годов отработала на .подвозке – в 53-м заболела: навозила себе грыжу. Делали операцию грыжи, и после операции перевели в швейную – на лёгкий труд.»
«23_0002_114
Это тот же цех, начальник один – Рива Львовна, еврейка. Я [из-за неё] ещё добавила болезнь. Уйдёт домой, откроет окно [в кабинете], а дверь на замок. И я сидела [на своём рабочем месте] у двери – продуло спину, позвоночник заболел: спондилёз позвоночника – голова вниз не сгибалась.»
«23_0002_115
И болела три месяца. Лежала в нервном [отделении] один месяц, лечили: мозгу [спинного] брали, пункцию делали. Большая игла – и с заду в крестцы брали мозг. Очень трудно. Делали подсадки на плече – мясо, ещё кусочки прикладывали. Всё рассосалось. И один месяц на курорте была в Белокурихе. Радоновые ванны помогли.»
«23_0002_116
Пришла в цех, а меня уже из цеха перевели на стройку – в другой цех! Я пошла к заместителю директора, был Деев. Он им так позвонил, что с работы снимет Риву. Она бежит кричит: – Ви хорошая работница! Где ви были? Иди и работай у нас! Так я пять годов проработала в швейной и ушла. Когда я пришла в швейную, я всё кроила: рулоны 80 метров, 45 метров и рукавицы. На всё была норма. Потом я шила на машине. Две машины было. По сменам работали: с 8 часов до 4 часов, с 4 часов до 12 ночи, с 12 до 8 утра. Были два мастера: Белобородова Дарья Степановна и Федосеева Лида – нам работу писали.»
«23_0002_117
Заработок мал – 40 рублей. Шить - норма: 5 рулонов по 45 метров, 3 рулона по 80 метров. Надо два раза прошивать всё. Заворачивали горячую резину на каландрах, корд и чефер. Из швейной ушла я: мал заработок – 40 рублей! Я перешла перед пенсией на каландры смазчицей: 9-й цех присоединили к каландрам 2-го цеха. И пять лет работала -смазывала машины. Маслёнка с ведро. Принесешь масла и заливаешь через 20 минут в вальцы. Второе ведро – солидола – сразу заложишь, и на всю смену. В конце смены всё убрать. Вот такая работа.»
«23_0002_118
Мы работали по 8 часов в три смены. Заработок 87 рублей. Но ещё вопрос. Я в праздники всегда дежурила: в Май, в Октябрьскую – по 3 дня в заводе сидела в цехе, потом брала отгулы.»
«23_0002_119
И пошла на пенсию в 65-м году. Мне подарили люстру да самовар электрический. Я приглашала – приходили проводить. Слесаря хорошие, механик хороший – Иван Николаевич Кольцов. В цехе каландров начальник была Надежда Ивановна Бурлак, [начальник] 2-го цеха.»
Заводские подруги
«23_0002_121
Ещё я познакомилась на шинном с подругами. Очень хорошие: не курят, не пьют. Белобородова Дарья Степановна – ей сейчас 89 годов – она работала в швейной мастерской. У нее муж Иван Андрианович. Но он умер в 73-м году. Даша очень хорошо готовила, она в молодости в прислугах жила. Никогда худого слова не скажет, на ты человека не назовёт – всё на вы. И ещё подруга – Моисеева Парасковья Андреевна. Тоже не пьёт, не курит. У неё одна дочь»
«23_0002_122
Вот мы в праздники ходили друг к другу или в день рождения, но мало совсем пили. Напечём чего вкусное – вот, отметим.»
«23_0002_123
Летом я ездила за груздями или за ягодами – Дарья Степановна оставалась у меня в доме И ей привозила. Ездила далеко – 120 километров, за Большеречье Ночевала там: в Решетникове племянница жила.»
«23_0002_124
И теперь я их [Дарью Степановну и Парасковью Андреевну] хожу проведывать. Все стали слабые: годы свое берут!»
«23_0002_125
Про Дарью Степановну написала. Пишу про Просковью Андреевну Моисееву. Она меня моложе на 4 года. Живет с дочкой Татьяной. У нее (у Прасковьи Андреевны) одна дочь и зять. Немец, но очень хороший. Так она им довольна: работящий! И ребенок у них 5 лет, девчонка.»
«23_0002_126
Вот мои друзья. Я к ним хожу, но мы всю жизнь зря не пили – только в Май, в Октябрьскую… Подруги непьющие. Все старые: Дарья 89 годов, Прасковье 78 годов. Хожу в церковь, а они не ходят.»
«23_0002_127
Из Омска я ездила в Ленинград, и еще ездила два раза за Калининград, в воинские части: там жила сестра, сын (у нее) полковник. И еще ездила два раза за Караганду, в Приозерск: там жила (эта же) сестра с сыном. Военный -его переводили все время. В Чирчике потом (они) жили. Потом в Ташкенте.»
«23_0002_128
Сестра эта, Афанасья, жила сперва в Путилово. У ней мужа первого убили (на фронте), осталось трое сыновей: Сашка, Алексейка и Иван. Она вышла за Акимыча: председателем сельпо – у нас работал. У него была жена и трое детей – бросил, ушел к Афанасье. Я ей говорю: “«Бог тебя накажет!»” И наказал. Сашка, сын, полковник, когда за Калининградом они все жили, – ее парализовало там. Акимыч ее в Ленинград привез – думал, вылечит. А не вылечили. Он ее к Алексейке, к сыну, в Баку: тот тоже военный. А Алешкиной жене ее не надо. Они приехали ко мне в Омск. Я им комнату отвела, говорю: ««Живите, я ведь у вас жила в войну»«. Прописала их, Акимыча на работу устроила в ДСК. А он всё пил да пил. Полгода прожили – Акимыч её бросил»
«23_0002_129
Она к сыну, к Сашке, в Ташкент уехала. А там летом жарко, всё жарко ей. Как апрель, её ко мне привозят И до сентября живёт. Парализованная – всё под себя. На диване лежит, рядом ведро – она на диван нахворощет!»
«23_0002_130
Может, пять лет, может, десять, не помню, так её каждый год ко мне привозили. Потом Наташа родилась – я говорю: “«Больше не привозите!»” Её к Ивану увезли, к сыну – в Казахстане они жили. У них там кухня летняя, её там поместили. Ей там не понравилось: “«Немцы, немцы – не хочу с немцами!»” Её в Котлас увезли: Алексея уж из Баку туда перевели. И там она и померла. Я и в Иванове к сестре [Ольге] тоже ездила. Она в швейной мастерской работала,»
«23_0002_131
Сейчас мои сестры и братья все умерли, остались только мы с братом Алёшей. Мы с ним двойни: родились вместе и, видно, умирать вместе будем. Он живёт в Ленинграде. Во время войны их эвакуировали в Куйбышев, и там у него убило током жену – сейчас живёт со второй.»
«23_0002_132
Я жила с сыном. Он вырос, женился, сделали свадьбу, а жить не стали. Потом он нашёл себе другую невесту.»
Вторая женитьба сына и получение квартиры
«23_0002_133
Женила сына снова, и невестка [Рая] к нам не пошла жить. У неё [был] дом на 8-й Балтийской и мать старенькая – одну не оставила: мать там жила. У неё есть сын – она с ним не хотела. У сына свой дом.»
«23_0002_134
Пока умерла мать, там [в её доме] жили. [Мой сын] жил там 11 лет с тёщей. Ну, он не пьёт, не курит. У меня были прописаны.»
«23_0002_136
Умерла мать – сноха дом продала. Деньги с братом разделила: 6 тысяч снохе, 2 тысячи брату. И пришли ко мне жить. Две внучки – я их нянчила. У меня жили полтора года. Наш дом снесли: расширяли улицу Кирова – дом помешал. Дали нам хорошую квартиру на Левом берегу.: 52 метра жилая, 75 общая [площадь], 3-й этаж. Очень хорошая. За дом [нам] уплатили мало – 700 рублей, за гараж всего 230 рублей. Дом насыпной. Слава Богу, хорошая квартира.»
«23_0002_137
Ну, я умею все делать: лыки драть, лапти плести, тапки шить, бурочки шить – длинные и короткие. Вот 80 лет – я так не сижу по лавочкам: вяжу носки, рукавицы, продаю свой труд. Хотя милиция гоняют, но продаем, мы не украли – своё изделье, надо помогать детям. Я уже 30 годов на пенсии, но сошью, свяжу – и помощь! Я шерсть стереблю, спряду вручную: быстро всё умею. Свяжу. Вот так приучили родители с малых лет. У нас все сестры, братья хорошие были, жили дружно.»
«23_0002_138
Сын у меня хороший. Все ему помогла: купила машину (10 годов [назад]) и гараж купила, мебель купила, ковры, паласы, стенку ««Ирину»«, три шифоньера с антресолями – все я купила. Питаюсь отдельно. С невесткой не всегда ладим. Бог с ней. Господь нам судья. Две внучки: Наташа 19 лет, кончила педучилище, и Оля 16 лет, кончает 11-й класс. Хорошие: учатся на пять.»
«23_0002_139
Теперь, дорогие люди, как доживать: такая жизнь! И пенсию получаем, спасибо, но жить невесело. Страшно вечером выйти. И мы, старые, никому не нужны.»
«23_0002_140
Ещё шинный завод пенсионеров не забывает: давали сахар, давали подарки. К Победе опять позвали – трудовую списали, что медаль, награды – всё списали. Дали подарок. Спасибо, что не забывают старых: мало осталось, все умирают.»
«23_0002_141
Вот ещё беда: два года назад сломала ногу, левое бедро -полгода сидела. Ни приступить – одно горе – ни ходить! Ставили пластины, а через год вынули – хожу с палочкой.»
«23_0002_142
Слава Богу! Есть Господь! Молиться, всех исцелителей надо просить. Молитвы все знаю. Сидела полгода – читала Библию. И три молитвенника прочитала: два старых по 500 страниц и новый. Праздники все знаю.»
«23_0002_143
Я один год училась, но пишу быстро. Память – пока еще всё помню. Вижу хорошо – правда, очки плюс 4. Слышу очень хорошо. С палочкой бегаю. Хожу в церковь, молюсь Богу. Есть пять икон – ещё из дома все, с собой вожу. Извините: я один класс кончила. Простите ради Бога!»