«23_0009
Воспоминания Леонтия Автономова сына Травина»

«23_0009_106
Между тем последовало мне таковое тяжкое искушение. В том [1]780 году, по суду отдано мне в повытье73 дело о штык‑юнкере Василье Корнилове сыне Бороздине в мучительных его к находящимся у него, по контрактам, мастеровым немцам, также и своим крепостным людям, о тиранствах и смертоубийственных происшествиях, который, будучи жестоконравен и дерзок, причинил ужасные изнурения, а при следствии хитрыми вымыслами старался тем свои пороки скрыть и для того употреблял происки, дабы меня склонить производить в пользу его, но я, от жалости к изнуренным и опасаясь своих командиров, отнюдь к тому не соглашался и даже удалялся с ним иметь свидание, что видя, он начал промышлять, чтобы и мне навести напасть и удалить от своего делопроизводства, к чему имел он способы чрез ходатайства к генерал‑губернатору Сиверсу генеральши Настасьи Андреевны Бороздиной и прочих знатных особ, по которым и вышло, что присланным из Псковского наместнического правления ноября 12‑го дня 1780 года указом велено городничему выслать меня в Лугу бессрочно, через двадцать четыре часа, к должности в тамошнюю нижнюю расправу74. Сей удар мне был тяжек и несносен, ибо я расположился жить в Опочке, завел строение, два дома, деревня еще внове не имела распоряжения, и только лишь перешел на 29 октября на четверток в новый и тот недоконченный дом. Жена с детьми, видя нечаянное мое отлучение, оставались со слезами. Огорчение последовало чрезвычайное. Однако ж, как говорится, никакое зло без примесу добра не бывает, то и в сем случае охотнее желал я на время отлучиться в Лугу, нежели быть при производстве столь важного и опасного дела, где от погрешения спастись весьма трудно. Наипаче же впредь предвиделось и угрожало более несчастьем, даже и к сокращению жизни, ибо он, как раздраженный зверь, не упустил бы всячески мне мстить, хотя бы и застрелить случилось. После же печальной моей с домашними разлуки не в долгом времени воспоследовала мне приятная перемена тем, что я жил в Луге шестнадцать дней, потом уволен был в дом и, прожив до 2‑го числа февраля, убедил просьбою Сиверса, что он паки перевел меня в Опочку, а дело между тем решено и отослано в верхний земский суд, с коим и Бороздин отправлен во Псков. Итак, избавился я мучащего меня страху и боязни.»