Статьи

«23_0026
Коган Дмитрий Львович
Три дня августовского путча 1991 года в Москве глазами защитника Белого Дома»

«23_0026
Коган Дмитрий Львович
Три дня августовского путча 1991 года в Москве глазами защитника Белого Дома»
«23_0026_1
19 августа 1991 года я ехал с дачи на работу в Москву. Стоя ранним утром на платформе в Можайске, с интересом проводил взглядом грохочущий эшелон с танками, проехавший в сторону Москвы. Только в лаборатории мне сказали, в чем дело – что Горбачев смещен и танки путчистов уже стоят в центре Москвы. Я был ошарашен и встревожен, но сразу разозлился. Сказал коллегам, что пока коммунистов не свалим, на работу не вернусь, и вышел, еще не зная толком, куда идти. Никто ко мне не присоединился, проводили насмешливо – совки привыкли проигрывать, тем более власти, и даже не надеялись ее переиграть. Да не все и хотели.»
«23_0026_2
Мне было 34 года, работал в науке, занимаясь с группой инженеров и физиков ядерным микроанализом. Большинство моих друзей тоже работали в разных научных областях. Перестройку мы приняли с некоторым скепсисом – мало кто верил в успех – и рассматривали сначала только как оттепель. Но когда и вправду начало таять, поняли, что все серьезно – появилось много возможностей для работы и жизни, мир начал открываться со всех сторон, а коммунистический переворот все наши планы перечеркивал. Я пришел в бешенство, но звонить никому не стал – пусть каждый решает сам. Поехал к Белому Дому, надеясь, что Ельцин не сдастся сразу. Город жил обычной жизнью, но в троллейбусе я присмотрелся к двум ребятам и не ошибся – они ехали туда же. Ребята оказались журналистами, мы обменялись телефонами, и позже я заходил к ним в Белый Дом за листовками для раздачи в метро, они даже упомянули меня с благодарностью в какой-то газете, когда все закончилось. Но тогда мы еще ничего не знали и ехали вслепую.»
«23_0026_3
У Белого Дома уже собирался народ. Стояли небольшими группами, слушали через маленькие транзисторные приемники Голос Америки, и картина понемногу начала проясняться. Ельцин уже выступил с броневика и находился в Белом Доме, организуя оборону. Работали быстро и слаженно – куда все делось через несколько лет – мы ощущали это по новостям и указаниям, которые оттуда поступали время от времени: отойти от стен, чтобы не поранило осколками стекол, и где лучше занять оборону. Никакой ограды тогда у Белого Дома не было – внутрь, конечно, не пускали, но ходи вокруг сколько хочешь. Начал встречать друзей, мы ходили по окрестностям, иногда присаживаясь на бордюры и ступеньки, чтобы отдохнуть. Ждали штурма. Проголодались, купили с Володей в ближайшем гастрономе хлеба и колбасы (центр города снабжался лучше окраин) и зашли перекусить в соседний двор. На нас тут же набросились жители – женщины средних лет, они боялись революций и бунтовщики им не нравились – но при этом жаловались, что все плохо и становится хуже. Но все равно боялись и ругались на нас, как будто это мы были во всем виноваты. «
«23_0026_4
Классика рабской психологии. Володя стал огрызаться, я его успокаивал, но колбасу мы доели и вернулись на позиции. Народу заметно прибавилось, начала складываться организация – появились десятки с десятниками, сотни с сотниками и координация действий. Начали строить баррикады – сначала символические, из всякого хлама, но постепенно они окружили весь Белый дом несколькими рубежами обороны. Встретил Сергея. Помню, как мы долго пытались собрать ежи из арматуры на Горбатом мостике. Все это было правильно и хорошо, но мы, как старые анархисты, от дисциплины уклонились и продолжили ходить сами по себе. А главное – к нам приехали танки! Четыре танка майора Евдокимова заняли ключевые позиции по периметру здания! Вряд ли это имело большое военное значение, но воодушевляющий эффект был огромный. К тому времени нас начали кормить – неизвестно откуда приходили женщины с домашней едой, вроде пирожков, и всех угощали. Экипажи танков вообще закормили – носили им еду кастрюлями. Это были обычные срочники, есть они больше не могли и неловко отказывались, но тетушки не отставали. Даже жалко было и тех, и других.»
«23_0026_5
Сделали вылазку на вражескую территорию, дошли до Манежа. Там тоже народ без дела не сидел, подходили к линиям оцепления с приемниками и включали погромче Голос Америки и Свободу, или беседы заводили с солдатиками. Те выглядели растерянными и смущенными, офицеры держались отдельно и в разговоры старались не вступать. Особенно отличались девушки – подходили к солдатам, заговаривали, некоторые даже залезали на танки. Приручали, короче – меня тогда поразила их интуиция. Сейчас я жалею, что ничего не снимал и даже не вспоминал про фотоаппарат, хотя фотографию всегда любил. Все осталось только в памяти. Не хотел себя связывать – понимал, что если начнется бой, камера мне будет мешать. Что интересно – сейчас на митингах, даже несанкционированных, я совсем об этом не думаю и фотоаппарат всегда беру.»
«23_0026_6
Спускалась ночь первого дня. Сейчас даже мне приходится себе напоминать, что ни мобильной связи, ни интернета тогда не было, а западные радиостанции глушили, и информация доходила до людей с большим опозданием. Нам помог народный телеграф, коротковолновое радио и небольшой репортаж по телевидению, который удалось показать на свой страх и риск нескольким смелым журналистам. Народу собиралось все больше и больше, территория вокруг Белого Дома была заполнена людьми обоего пола и всех возрастов. Никто не боялся, всюду слышались разговоры, смех и музыка, но тревога иногда проскальзывала, ждали штурма. Время от времени начинался дождь, не сильный, но устойчивый, и постепенно он всех промочил. Бродили, чтобы не мерзнуть, залезали под козырьки и эстакады, чтобы поменьше мокнуть. Кто-то играл на гитаре, и Макаревич там где-то был, и другие известные музыканты, но мне никто из них не попался. Подогнали автобусы, чтобы люди могли там отдохнуть, но нам не сиделось. Чувствовали себя среди друзей. Эти три дня – единственные в моей жизни, когда я ощущал единство с народом, по крайней мере, со значительной его частью. «
«23_0026_7
Еду носили уже вполне организованно, запомнился парнишка в белом халате с большим подносом вкусных пирожков. Мы съели по паре и спросили его, откуда это: «8-я столовая», – ответил парень просто. Потом где-то примостились у стеночки и продремали до утра, так штурма и не дождавшись. Утром объявили, что скоро будет выступать Ельцин. Народу стало еще больше, и мы решили, что днем нам там делать нечего – штурм если и будет, то ночью, когда часть людей разойдется. Поэтому крутым парням, вроде нас, днем лучше отсыпаться и заниматься делами, а дежурить ночью. Так и сделали, но отоспаться мне удалось только после победы – подсчитал потом, что за трое суток я спал часов семь, не более. Чем занимался днем, уже не могу сообразить – вспоминаю только, что расклеивал листовки в вагонах метро. Народ наблюдал с интересом и сразу же принимался читать. Вечером вернулся к Белому Дому, к своим. Удивился тогда этому ощущению – вот идешь по холодному, равнодушному, беспокойному городу, но как только проходишь за первую линию баррикад, все меняется – лица, улыбки, настроение. Как будто домой вернулся. Видимо, точно также все было на Киевском майдане в прошлом году. Правда, встретить знакомых было непросто, если не договоришься заранее. Люди совершенно терялись в этом огромном муравейнике. «
«23_0026_8
К вечеру 20 августа наш лагерь сильно разросся – несколько линий баррикад, на каждой свой отряд обороны. В сторону Кремля наша территория заканчивалась у Садового кольца на его пересечении с Новым Арбатом. Путчисты со своими танками и оцеплениями занимали Кремль, Лубянку, Манеж и окрестности. Весь остальной город был ничейной территорией – городская власть, во главе с Лужковым, была на стороне Ельцина, но с Кремлем открыто не конфликтовала. Население в целом выжидало, чем все кончится, но молчаливая поддержка масс тогда была на стороне либералов и западников – удивительное для России явление. Слишком все устали от коммунизма и понимали, что его время прошло. Стемнело, но никто не спал, сидели, обсуждали новости и слухи, жевали что послал бог и добрые люди или бродили с места на место. В парке баррикад не было, это был глубокий тыл, зато народ там собирался самый живописный. Одни пели под гитару, рядом плясали цыгане, за ними тихо и красиво небольшой хор пел православные псалмы, стучали в бубны кришнаиты, всех уже и не помню. Зато вспоминаю группу подростков, напивавшихся, похоже, первый раз в жизни, и шатаясь, говоривших друг другу с гордостью: «Серега, ща на баррикады пойдем!». Им никто не мешал, но вообще пьяных практически не было, их выводили с территории. Особенно хорошо это получалось у ребят Хирурга – да, тогда они были на стороне добра.»
«23_0026_9
Просто так ждать штурма мы не собирались, хотели встретить его первыми. Интуитивно казалось, что атака начнется из Кремля прямо по Новому Арбату, там мы и обосновались. И дождались – путчисты пустили несколько БТРов со стороны площади Восстания по Садовому кольцу, оно было перекрыто баррикадой из троллейбусов у Смоленской площади. Видимо, хотели проверить нашу готовность к обороне. Это им удалось. Первый раз мы пытались их остановить перед мостом на Новом Арбате. Сцепились в шеренгу и полностью перегородили вход в тоннель, но задержали колонну совсем ненадолго. БТРы не остановились, только притормозили и стали оттеснять нас назад. Некоторые ребята даже схватились за броню и упирались, но разве БТР остановишь голыми руками. Слава богу, никто не попал под колеса. Когда мы поняли, что они не остановятся, то расступились. Последним остался стоять какой-то наивный негр. Но и он еле успел отпрыгнуть, когда головная машина прибавила ходу. Колонна ушла в туннель, а мы бросились через мост к баррикаде из троллейбусов. Там и развернулись основные события. «
«23_0026_10
Троллейбусы держались крепко. Часть БТРов стояла, остальные пытались пробить баррикаду, раз за разом ударяя ее с разгона. Забегая вперед, скажу, что некоторым это удалось, и они сразу же уехали, не дожидаясь остальных – ребята правильно рассудили, что делать им здесь нечего. Но несколько машин удрать не успели, особенно бесновалась одна из них, видимо, с трусливым экипажем. Именно на их руках кровь и жизнь троих погибших тогда ребят. Мы помогали троллейбусам как могли. Сначала раскачивали, пытаясь опрокинуть с колес на бок для устойчивости – не получилось. В этот момент я увидел первый труп – мимо нас пронесли тело окровавленного парня. На самом деле он был уже вторым, первую гибель я пропустил. После этого несколько отчаянных ребят стали поджигать троллейбусы. Запомнился водитель грузовика, припаркованного на обочине – немолодой крупный мужик. Увидев, что один из БТРов нашел брешь в баррикаде и постепенно ее расширяет, он завел свой грузовик, отъехал в переулок (проезд Шломина) и задним ходом с разгона вогнал свой грузовик между двумя троллейбусами, намертво их расклинив. «
«23_0026_11
Тем временем бешеный БТР продолжал хаотично метаться перед баррикадой. Один из солдат высунулся из верхнего люка и открыл огонь очередями, к счастью, поверх голов, на всякий случай все пригнулись, и никого не задело. Кроме самого отчаянного парня – он забрался в нижний люк, чтобы поговорить с экипажем, и его расстреляли в упор. Это была третья смерть и первая, которую я там увидел сам. Я был так поражен, что выскочил в туннель и бросился к машине-убийце, думая, что все последуют за мной – но никто меня не поддержал, видимо, потому, что видели две предыдущие жертвы. Так или иначе, нескольким БТРам, включая убийцу, мы уйти не дали, кто-то накинул на люк горящий брезент. Утром пригнали их к Белому Дому, как трофеи. Но героически погибших ребят – Дмитрия Комаря, Илью Кричевского и Владимира Усова, заплативших за эту победу жизнями, уже не вернуть, и жаль, что их так редко сейчас вспоминают. А ублюдков-убийц потом оправдали, как всегда в России. «Нет состава преступления» – трое ребят убиты, а состава нет. Я тоже ходил в городскую прокуратуру и давал показания, но они все спустили на тормозах.»
«23_0026_12
Бой закончился, и народ сильно разозлился. Стали вооружаться подручными средствами, от арматуры до бутылок с бензином. Ребят можно было понять, но бутылки объявили вне закона. В целом, это было правильно, но непросто – попробуй, разоружи парней перед боем. Одну бутылку мне удалось выхватить у особенно горячего парня и разбить – он посмотрел на меня укоризненно, но ничего не сказал. А штурм так и не начался. Путчисты поняли, что народ не отступит и без больших жертв и потерь взять Белый Дом не получится. Это их остановило, но совсем не из человеколюбия, плевать они на нас хотели – они просто понимали, что в этом их никто не поддержит, даже сторонники, и боялись расплаты. Другое дело сейчас – у Пуйла развязаны руки, он может давить людей танками и залить страну кровью так же, как Донбасс – российский обыватель или его поддержит, или трусливо промолчит. А ведь прошло всего двадцать с небольшим лет, но их хватило, чтобы советский народ превратился в российское быдло. «
«23_0026_13
21 августа я запомнил меньше, день прошел гораздо спокойнее на фоне обнадеживающих новостей. Путч явно выдыхался. Информация о ночных событиях быстро распространялась, и днем в наш лагерь и к месту гибели ребят началось настоящее паломничество – люди несли цветы и ставили свечи. А к вечеру пришло ощущение, что мы победили. На ночь все равно решили не расходиться, чтобы не упустить победу в последний момент. К утру собралась целая компания моих друзей, наконец, нам удалось встретиться всем вместе. Шли по Новому Арбату, и из всех громкоговорителей разносились победные новости. Зашли к Андрею – он жил тогда в самом центре, наскоро выпили и разбежались по делам, на этот раз вполне мирным. На работу в этот день не пошел, добрался домой и завалился спать. Вечером ненадолго проснулся, съел черствую горбушку, посмотрел по телевизору, как валят кровавого Феликса на Лубянке, и заснул уже до утра. А наутро началась новая эпоха. На работе меня встретили почти как героя, припомнив мое обещание не возвращаться до победы. Я тоже был рад, что слово удалось сдержать.»
«23_0026_14
За эти три дня мы победили коммунизм. Одно из важнейших событий в российской истории. Мы получили свободу, устранив, как нам казалось, единственное препятствие для возрождения и процветания страны. Будущее казалась лучезарным и счастливым. И лет десять-двенадцать все действительно шло нормально, переход к капитализму происходил быстро и без крови, хоть и с многочисленными побочными эффектами. Но все оказалось сложнее. Дело было даже не в коммунизме, точнее, не только в нем. Мы напрасно думали, что народ так же хочет свободы и личной независимости, как и мы. А он хотел только сытости и халявы, и, получив ее, ни к чему больше не стремился. Испугался свободы и залез назад в стойло, причем на этот раз совершенно добровольно. Ельцину часто ставят в вину, что он не провел демонтажа коммунизма и не избавился от советской бюрократической системы – но это было просто невозможно, совок сидит в головах, и демонтировать их можно только вместе. Мы уперлись в низкий потолок русской культуры, и пока его не сломаем, обречены на рабство и прозябание. А сломать непросто, менталитет нации – вещь устойчивая, он складывался много веков. Но тогда, в 1991 году, мы даже предположить не могли, что меняем коммунизм на фашизм. Это я не к тому, что все было зря – отнюдь, фашизм выше коммунизма на одну ступень – он допускает частную собственность. Теперь остается ждать, когда фашизм тоже обанкротится, ватникам расклинит заскорузлые мозги, и страна поднимется на следующий уровень. Или, напротив, упадет и исчезнет. Плакать не буду.»